Ответ на вопрос Альтавиэль о том, откуда у Лесьяра шрам на запястье, который все принимают за суициднический.
Тасскать, вводная.
Действия этой главы происходят летом 2006-го, в Геленджике, на следующий день после того, как Лесьяр впервые пережил предураганный болевой приступ, окончательно разуверился практически во всех людях и ушёл из хиппи. Они с Сашкой до-о-олго и уста-а-ало шли по жаркой пыльной дороге и, наконец, нашли какую-то речку...
Узнать о том, что было дальше.
Тасскать, вводная.
Действия этой главы происходят летом 2006-го, в Геленджике, на следующий день после того, как Лесьяр впервые пережил предураганный болевой приступ, окончательно разуверился практически во всех людях и ушёл из хиппи. Они с Сашкой до-о-олго и уста-а-ало шли по жаркой пыльной дороге и, наконец, нашли какую-то речку...
Узнать о том, что было дальше.
Лариса...
Она светлая, как солнечный день на море. И глаза у неё - лучистые. И руки у неё - тёплые.
У неё был в жизни страх один - но теперь его нет, и она может жить спокойно.
И живёт.
И думает иногда мимолётом: "Ох, какая же я дура была..."
Ла-ри-са........
Она светлая, как солнечный день на море. И глаза у неё - лучистые. И руки у неё - тёплые.
У неё был в жизни страх один - но теперь его нет, и она может жить спокойно.
И живёт.
И думает иногда мимолётом: "Ох, какая же я дура была..."
Ла-ри-са........
***
Волосы у Лесьяра, конечно, замечательные. Они длинные, весьма густые... Но очень ломкие и больные - что, вообще-то, и неудивительно. Если он будет слишком резко их расчёсывать, то какая-то их часть повылетает к чёртовой матери. Поэтому расчёсывается Лесьяр медленно и осторожно. И поэтому же он всегда ходит с распущенными волосами - чтобы ещё больше не "нагружать" их. Впрочем, Лесьяр иногда заплетает косу - ну, я рассказывала: обычную косичку, но так, чтобы она до самого конца волос была заплетена и держалась без резинки. Делает это он редко, и в основном тогда, когда ему становится очень плохо физически. Почему - я даже и не знаю, но предположений у меня несколько. Во-первых, перед болезненным приступом он становится очень нервным - может, лезущие в лицо волосы банально выводят его из себя. Во-вторых, может быть просто затем, чтобы не мешали, когда и так не очень-то хорошо. Он же может от боли весьма сильно дёргаться, а расчёсывать после этого спутавшиеся волосы уже сил не останется... Что-то в этом ключе.
А скорее всего, верно и то, и другое.
Читать дальше.
Волосы у Лесьяра, конечно, замечательные. Они длинные, весьма густые... Но очень ломкие и больные - что, вообще-то, и неудивительно. Если он будет слишком резко их расчёсывать, то какая-то их часть повылетает к чёртовой матери. Поэтому расчёсывается Лесьяр медленно и осторожно. И поэтому же он всегда ходит с распущенными волосами - чтобы ещё больше не "нагружать" их. Впрочем, Лесьяр иногда заплетает косу - ну, я рассказывала: обычную косичку, но так, чтобы она до самого конца волос была заплетена и держалась без резинки. Делает это он редко, и в основном тогда, когда ему становится очень плохо физически. Почему - я даже и не знаю, но предположений у меня несколько. Во-первых, перед болезненным приступом он становится очень нервным - может, лезущие в лицо волосы банально выводят его из себя. Во-вторых, может быть просто затем, чтобы не мешали, когда и так не очень-то хорошо. Он же может от боли весьма сильно дёргаться, а расчёсывать после этого спутавшиеся волосы уже сил не останется... Что-то в этом ключе.
А скорее всего, верно и то, и другое.
Читать дальше.
Верой в себя непросто смыть седину с волос,
Вытравить чёрный цвет глаз не может и солнечный свет.
Глупо, судьбу меняя, жизнь пускать под откос,
Глупо искать вопрос,
Чтоб подставить его под ответ.
Нервы-предел-порог. А за порогом никто не стоит.
Самый страшный из снов тот, что зовётся явью.
Можно всё перепутать: мысли, стихи, звонки...
Главное - помнить правила,
По которым нынче играют.
И если есть кто-то, кто в лидерах ходит, - есть
Кто-то вечно гонимый счастьем, людьми и ветром.
Тот, кому нечего... Просто нечего делать здесь.
Тот, кто обязан уйти за ворота - считать километры.
Может быть, грубо сказано... Я ведь совсем не поэт,
Но только в правдивости слов усомниться не сможет никто.
Истина! То, чего, говорят, и дороже нет.
Истина. Пьяный бред,
Страх, обречённость и звон оков.
...Каждый когда-то падал, но поднимались не все.
Скольких из нас укутал белым саваном снег!..
Сколько несбывшихся судеб на нейтральной полегло полосе!..
Это так... горько... так... гордо звучит: "человек".
23.01.10.
"Гордо" и "человек" читать с презрением и горькой усмешкой, да-да...
Вытравить чёрный цвет глаз не может и солнечный свет.
Глупо, судьбу меняя, жизнь пускать под откос,
Глупо искать вопрос,
Чтоб подставить его под ответ.
Нервы-предел-порог. А за порогом никто не стоит.
Самый страшный из снов тот, что зовётся явью.
Можно всё перепутать: мысли, стихи, звонки...
Главное - помнить правила,
По которым нынче играют.
И если есть кто-то, кто в лидерах ходит, - есть
Кто-то вечно гонимый счастьем, людьми и ветром.
Тот, кому нечего... Просто нечего делать здесь.
Тот, кто обязан уйти за ворота - считать километры.
Может быть, грубо сказано... Я ведь совсем не поэт,
Но только в правдивости слов усомниться не сможет никто.
Истина! То, чего, говорят, и дороже нет.
Истина. Пьяный бред,
Страх, обречённость и звон оков.
...Каждый когда-то падал, но поднимались не все.
Скольких из нас укутал белым саваном снег!..
Сколько несбывшихся судеб на нейтральной полегло полосе!..
Это так... горько... так... гордо звучит: "человек".
23.01.10.
"Гордо" и "человек" читать с презрением и горькой усмешкой, да-да...
"Мне очень нравится запах леса..."
Из какой-то советской книжки - вместо эпиграфа.
***
Вы знаете, чем пахнет старое кладбище весной?
Это такая лёгкая свежесть...
Тающий снег, мокнущая в лужах прошлогодняя листва, первая трава, распускающиеся на деревьях клейкие почки, мох, разрастающийся на надгробиях, подснежники, сок, бегущий по тёплой древесной коре, дым сожжённого ладана из кадилен, исходящие теплом яркие огоньки на восковых свечах - и ещё одна чуть ощутимая нотка... Это не запах тлена, но что-то вроде того. Какой тлен на трёхсотлетнем кладбище, что вы?..
Там давно уже всё превратилось в землю. Да, пожалуй, эту едва ощутимую нотку даёт именно земля - размокшая от превратившегося в воду талого снега, потревоженная солнцем после долгой зимней спячки.
Это запах грусти и смерти.
Очень приятный, но странно волнующий, щемящий запах, отзывающийся сладким холодком предчувственного ожидания в груди и солнечном сплетении.
...Если когда-нибудь вы будете настолько близки с Лесьяром,что он подпустит вас к себе на расстояние ладони, то вы вспомните всё то, о чём я говорила сейчас.
Потому что именно так пахнет Лесьяр.
Из какой-то советской книжки - вместо эпиграфа.
***
Вы знаете, чем пахнет старое кладбище весной?
Это такая лёгкая свежесть...
Тающий снег, мокнущая в лужах прошлогодняя листва, первая трава, распускающиеся на деревьях клейкие почки, мох, разрастающийся на надгробиях, подснежники, сок, бегущий по тёплой древесной коре, дым сожжённого ладана из кадилен, исходящие теплом яркие огоньки на восковых свечах - и ещё одна чуть ощутимая нотка... Это не запах тлена, но что-то вроде того. Какой тлен на трёхсотлетнем кладбище, что вы?..
Там давно уже всё превратилось в землю. Да, пожалуй, эту едва ощутимую нотку даёт именно земля - размокшая от превратившегося в воду талого снега, потревоженная солнцем после долгой зимней спячки.
Это запах грусти и смерти.
Очень приятный, но странно волнующий, щемящий запах, отзывающийся сладким холодком предчувственного ожидания в груди и солнечном сплетении.
...Если когда-нибудь вы будете настолько близки с Лесьяром,что он подпустит вас к себе на расстояние ладони, то вы вспомните всё то, о чём я говорила сейчас.
Потому что именно так пахнет Лесьяр.
Написано для [J]Himeranika[/J].
***
...Вы когда-нибудь просыпались от боли? Такой, что... что... как будто внутри позвоночника ворочается раскалённая игла.
Если да, то вы знаете - это пришла весна.
И ветер за окном воет: "Весна-а-а!", в диком порыве обрушиваясь на крыши.
А дождь вдруг обращается снегом... А снег тает, едва успев достигнуть земли.
Ногти впиваются в ладони.
Чёрт... Это снова... снова... пришло...
И кажется, что если сумеешь доползти до края кровати, то станет легче. Знаешь ведь, что нет... А веришь.
До края кровати... До двери комнаты...
Лишь бы не лежать спокойно, прислушиваясь к бешеному рёву ветра за окном. Лишь бы просто делать хоть что-то...
Да потому что тебя никто не сможет спасти - кроме самого себя.
А ты... ты только себе и можешь помочь. Ты слишком слабый, признайся себе в этом.
Ты - просто какое-то жалкое существо, не способное даже просто спокойно терпеть боль.
И мир ты не изменишь!
Он ни-ког-да не станет лучше. А ты так и сдохнешь... Лучше бы ты сдох тогда. Тогда оно хотя бы имело смысл...
Вот только не надо плакать!
Даже если не видит никто... от себя-то ты всё равно не сбежишь.
***
...Вы когда-нибудь просыпались от боли? Такой, что... что... как будто внутри позвоночника ворочается раскалённая игла.
Если да, то вы знаете - это пришла весна.
И ветер за окном воет: "Весна-а-а!", в диком порыве обрушиваясь на крыши.
А дождь вдруг обращается снегом... А снег тает, едва успев достигнуть земли.
Ногти впиваются в ладони.
Чёрт... Это снова... снова... пришло...
И кажется, что если сумеешь доползти до края кровати, то станет легче. Знаешь ведь, что нет... А веришь.
До края кровати... До двери комнаты...
Лишь бы не лежать спокойно, прислушиваясь к бешеному рёву ветра за окном. Лишь бы просто делать хоть что-то...
Да потому что тебя никто не сможет спасти - кроме самого себя.
А ты... ты только себе и можешь помочь. Ты слишком слабый, признайся себе в этом.
Ты - просто какое-то жалкое существо, не способное даже просто спокойно терпеть боль.
И мир ты не изменишь!
Он ни-ког-да не станет лучше. А ты так и сдохнешь... Лучше бы ты сдох тогда. Тогда оно хотя бы имело смысл...
Вот только не надо плакать!
Даже если не видит никто... от себя-то ты всё равно не сбежишь.
2010 год.
***
Тук-тук-тук-тук...
"И кого это черти принесли?.."
(Он всегда ругается, когда ему плохо)
- Не заперто, входите!
Осторожные шаги где-то с краю сознания.
Удивлённое:
- Ты уже спи-и-ишь?
"Хотел бы я спать..."
Открывает глаза, но всё равно ничего не видит.
- Нет.
- Ты либо заболел?
"Да!.."
- Нет.
Читать дальше.
***
Тук-тук-тук-тук...
"И кого это черти принесли?.."
(Он всегда ругается, когда ему плохо)
- Не заперто, входите!
Осторожные шаги где-то с краю сознания.
Удивлённое:
- Ты уже спи-и-ишь?
"Хотел бы я спать..."
Открывает глаза, но всё равно ничего не видит.
- Нет.
- Ты либо заболел?
"Да!.."
- Нет.
Читать дальше.
2010 год. Апрель.
***
...Только ночью он вышел в коридор. Перед глазами ещё плясали переливчатые звёздочки... Кажется те самые, из сна.
"В-в-весна-красна" - стукнуло в голове как ругательство. Так иногда тянут слово "сука" - "с-с-с..."
Снова тишина.
Эта тишина добивала, давила на уши и паутинно обволакивала сознание.
В такие минуты одиночество чувствовалось особенно остро. И - печаль...
Лесьяр бесцельно поблуждал по коридору "Палевой Розы", потом спустился на первый этаж и вышел на улицу. Двое охранников, стоящие у дверей, только покосились на него, но ничего не сказали. Вторая пара, стоящая уже за дверью, тоже промолчала.
На улице было холодно и мокро. Пахло дождём и распускающимися листьями. Лесьяр решил не задерживаться во дворе, а сразу пойти куда-нибудь за ворота. В поле... в лес... к реке...
Куда угодно!
***
...Вернулся он под утро.
Долго доказывал сменившимся за ночь охранникам у главных ворот, что не праздный прохожий.
Долго сидел потом на балконе своей комнаты и смотрел, как солнце проявляется из постепенно тающих туч. Думал, думал, думал... Над чем? Не запомнилось почему-то. Или просто не хотелось запоминать.
***
...Только ночью он вышел в коридор. Перед глазами ещё плясали переливчатые звёздочки... Кажется те самые, из сна.
"В-в-весна-красна" - стукнуло в голове как ругательство. Так иногда тянут слово "сука" - "с-с-с..."
Снова тишина.
Эта тишина добивала, давила на уши и паутинно обволакивала сознание.
В такие минуты одиночество чувствовалось особенно остро. И - печаль...
Лесьяр бесцельно поблуждал по коридору "Палевой Розы", потом спустился на первый этаж и вышел на улицу. Двое охранников, стоящие у дверей, только покосились на него, но ничего не сказали. Вторая пара, стоящая уже за дверью, тоже промолчала.
На улице было холодно и мокро. Пахло дождём и распускающимися листьями. Лесьяр решил не задерживаться во дворе, а сразу пойти куда-нибудь за ворота. В поле... в лес... к реке...
Куда угодно!
***
...Вернулся он под утро.
Долго доказывал сменившимся за ночь охранникам у главных ворот, что не праздный прохожий.
Долго сидел потом на балконе своей комнаты и смотрел, как солнце проявляется из постепенно тающих туч. Думал, думал, думал... Над чем? Не запомнилось почему-то. Или просто не хотелось запоминать.
2010 год. Весна. 23 апреля.
***
...Ему снился Питер.
Бесконечный дождь, золото осенних листьев на превратившихся в реки улицах и сами реки - взволнованные, холодные... Сон дёргался, окружающая обстановка менялась, и он то видел себя стоящим где-то на берегу Невы ближе к заливу, то блуждающим по какому-то парку, то ещё где-то...
Наконец все метания исчезли и сон стал более стабильным.
...Он шёл по набережной Волковки где-то рядом с некрополем "Литераторские мостки" и даже во сне удивлялся тому, как светло от листьев, плавающих по воде.
Кажется, он даже осознавал, что это всё только снится ему... Но он очень любил Петербург и не хотел бы проснуться.
Там всё оставалось прежним...
Всё...
И влажный запах воды, и небо, и особая атмосфера, присущая только этому городу...
Он видел много городов, он про каждый город мог столько всего рассказать, но...
Но ни для одного города у него не находилось столько добрых слов, сколько для Петербурга, словно угадавшего его душу.
Читать дальше.
***
...Ему снился Питер.
Бесконечный дождь, золото осенних листьев на превратившихся в реки улицах и сами реки - взволнованные, холодные... Сон дёргался, окружающая обстановка менялась, и он то видел себя стоящим где-то на берегу Невы ближе к заливу, то блуждающим по какому-то парку, то ещё где-то...
Наконец все метания исчезли и сон стал более стабильным.
...Он шёл по набережной Волковки где-то рядом с некрополем "Литераторские мостки" и даже во сне удивлялся тому, как светло от листьев, плавающих по воде.
Кажется, он даже осознавал, что это всё только снится ему... Но он очень любил Петербург и не хотел бы проснуться.
Там всё оставалось прежним...
Всё...
И влажный запах воды, и небо, и особая атмосфера, присущая только этому городу...
Он видел много городов, он про каждый город мог столько всего рассказать, но...
Но ни для одного города у него не находилось столько добрых слов, сколько для Петербурга, словно угадавшего его душу.
Читать дальше.
воскресенье, 13 февраля 2011
***
...Осенью он ездил на охоту каждые выходные - пока не отлетали птицы.
Собирался заранее, уезжал из дома в ночь на субботу и возвращался в воскресенье днём - весёлый, пахнущий дождём и порохом. Почти всегда приносил с собой добычу, но, наверное, не это было главным. Охота давала ему нечто большее... И просто бродить по осеннему лесу, смотреть на его медленное увядание было для него важнее, чем убивать беззащитных птиц. Ружьё являлось просто предлогом... И можно было бы обойтись без него, но мужчина никогда не оставлял оружие дома. Может, боялся непонимания со стороны окружающих? Или совесть не могла ему позволить почти на два дня беспричинно оставлять дом и семью?
Иногда он даже жалел, что вторгается в природу врагом. Он ведь чувствовал, как после выстрела вздрагивали деревья, как всё испуганно настораживалось и замолкало...
Но человек с ружьём не может не стрелять.
А он действительно жалел их, этих несчастных красивых птиц, которые навсегда замирали, яркими безжизненными тряпочками падая на землю.
Он не мог смотреть в их глаза - грустные, напоённые безмолвной болью... но покорные.
Просто не мог.
И давно пришло осознание: "Я - убийца", но ничего нельзя было изменить.
Он не мог не уезжать с ночёвкой в лес каждую пятницу, не мог жить без влажных туманов, без шуршания листьев под ногой, без мрака поздней осенней ночи... Его тянуло вдаль, как будто из лесов звал его кто-то незримый. Наверное, это красота звала.
Он был художником.
Он обязан был запечатлеть всё это - душе своей обязан.
Читать дальше.
...Осенью он ездил на охоту каждые выходные - пока не отлетали птицы.
Собирался заранее, уезжал из дома в ночь на субботу и возвращался в воскресенье днём - весёлый, пахнущий дождём и порохом. Почти всегда приносил с собой добычу, но, наверное, не это было главным. Охота давала ему нечто большее... И просто бродить по осеннему лесу, смотреть на его медленное увядание было для него важнее, чем убивать беззащитных птиц. Ружьё являлось просто предлогом... И можно было бы обойтись без него, но мужчина никогда не оставлял оружие дома. Может, боялся непонимания со стороны окружающих? Или совесть не могла ему позволить почти на два дня беспричинно оставлять дом и семью?
Иногда он даже жалел, что вторгается в природу врагом. Он ведь чувствовал, как после выстрела вздрагивали деревья, как всё испуганно настораживалось и замолкало...
Но человек с ружьём не может не стрелять.
А он действительно жалел их, этих несчастных красивых птиц, которые навсегда замирали, яркими безжизненными тряпочками падая на землю.
Он не мог смотреть в их глаза - грустные, напоённые безмолвной болью... но покорные.
Просто не мог.
И давно пришло осознание: "Я - убийца", но ничего нельзя было изменить.
Он не мог не уезжать с ночёвкой в лес каждую пятницу, не мог жить без влажных туманов, без шуршания листьев под ногой, без мрака поздней осенней ночи... Его тянуло вдаль, как будто из лесов звал его кто-то незримый. Наверное, это красота звала.
Он был художником.
Он обязан был запечатлеть всё это - душе своей обязан.
Читать дальше.
2008 год. Осень. 9 сентября.
***
Ураган обрушился на город в восемь часов утра.
Шквалистый ветер ломал ветви деревьев и рекламные щиты, дождь вновь усилился и затопил дороги.
Василий сидел на кухне, пил вино и жалел, что сон так быстро его оставил. Идти домой по такой непогоде, конечно же, не хотелось (он же не самоубийца!), и поспать было бы самое оно...
Света не было. Осенние утренние сумерки вплывали на кухню через окно - словно холодные воды штормовых морей. Всё окрасилось в оттенки серого разной степени интенсивности, и только стол казался слишком ярким под красной скатертью. Вася машинально отметил, что гул ветра и дождя на улице напоминает шум морских волн. Взглянув в окно, парень увидел там пару автомобилей, стоящих на краю залитой ливнем детской площадки.
"А это - корабли", - подумал он.
Скука постепенно проходила.
Васька начал тихонько барабанить пальцами по столешнице. Всё-таки он был ударником, привыкшим отбивать ритм, а многие из этих людей грешат подобным и стучат по всему, что только ни подвернётся под руку.
Стук иногда прерывался - когда Вася в очередной раз прикладывался к бутылке с вином или вставал, чтобы подойти к окну.
Время шло, постепенно становилось светлее и тише.
Читать дальше.
***
Ураган обрушился на город в восемь часов утра.
Шквалистый ветер ломал ветви деревьев и рекламные щиты, дождь вновь усилился и затопил дороги.
Василий сидел на кухне, пил вино и жалел, что сон так быстро его оставил. Идти домой по такой непогоде, конечно же, не хотелось (он же не самоубийца!), и поспать было бы самое оно...
Света не было. Осенние утренние сумерки вплывали на кухню через окно - словно холодные воды штормовых морей. Всё окрасилось в оттенки серого разной степени интенсивности, и только стол казался слишком ярким под красной скатертью. Вася машинально отметил, что гул ветра и дождя на улице напоминает шум морских волн. Взглянув в окно, парень увидел там пару автомобилей, стоящих на краю залитой ливнем детской площадки.
"А это - корабли", - подумал он.
Скука постепенно проходила.
Васька начал тихонько барабанить пальцами по столешнице. Всё-таки он был ударником, привыкшим отбивать ритм, а многие из этих людей грешат подобным и стучат по всему, что только ни подвернётся под руку.
Стук иногда прерывался - когда Вася в очередной раз прикладывался к бутылке с вином или вставал, чтобы подойти к окну.
Время шло, постепенно становилось светлее и тише.
Читать дальше.
2008 год. Осень. 8 сентября.
***
- ...В общем, всё нормально? - уточнил Шурик, протягивая Лесьяру руку. - Здоровье, настроение в норме? Ну, значит, теперь я могу тебя разочаровать.
- Да?..
- Ты феньку потерял.
- Досадно.
Лесьяр вытянул перед собой руки, желая посмотреть, какую именно.
- С левой, чёрно-жёлтую, - подсказал Саша.
- Доса-а-адно, - повторил Лесьяр с какой-то нехорошей интонацией, поправляя рукава рубашки.
Шурик приподнял бровь в удивлении.
- Будем искать?..
- Непременно, - категорично ответил его друг. И, потерев виски пальцами, вспомнил:
- Час назад она на месте была, это точно. Значит, нужно просто клуб обойти...
- Ярь, час назад мы только приехали и бегали тут, как угорелые! Ты мог посеять её где угодно. Давай лучше я тебе новую сплету, а?
- Нет. Мне нужна именно эта.
Сашка тихо присвистнул и замолчал.
Читать дальше.
P. S.
***
- ...В общем, всё нормально? - уточнил Шурик, протягивая Лесьяру руку. - Здоровье, настроение в норме? Ну, значит, теперь я могу тебя разочаровать.
- Да?..
- Ты феньку потерял.
- Досадно.
Лесьяр вытянул перед собой руки, желая посмотреть, какую именно.
- С левой, чёрно-жёлтую, - подсказал Саша.
- Доса-а-адно, - повторил Лесьяр с какой-то нехорошей интонацией, поправляя рукава рубашки.
Шурик приподнял бровь в удивлении.
- Будем искать?..
- Непременно, - категорично ответил его друг. И, потерев виски пальцами, вспомнил:
- Час назад она на месте была, это точно. Значит, нужно просто клуб обойти...
- Ярь, час назад мы только приехали и бегали тут, как угорелые! Ты мог посеять её где угодно. Давай лучше я тебе новую сплету, а?
- Нет. Мне нужна именно эта.
Сашка тихо присвистнул и замолчал.
Читать дальше.
P. S.
