воскресенье, 13 февраля 2011
2008 год. Осень. 9 сентября.***
Ураган обрушился на город в восемь часов утра.
Шквалистый ветер ломал ветви деревьев и рекламные щиты, дождь вновь усилился и затопил дороги.
Василий сидел на кухне, пил вино и жалел, что сон так быстро его оставил. Идти домой по такой непогоде, конечно же, не хотелось (он же не самоубийца!), и поспать было бы самое оно...
Света не было. Осенние утренние сумерки вплывали на кухню через окно - словно холодные воды штормовых морей. Всё окрасилось в оттенки серого разной степени интенсивности, и только стол казался слишком ярким под красной скатертью. Вася машинально отметил, что гул ветра и дождя на улице напоминает шум морских волн. Взглянув в окно, парень увидел там пару автомобилей, стоящих на краю залитой ливнем детской площадки.
"А это - корабли", - подумал он.
Скука постепенно проходила.
Васька начал тихонько барабанить пальцами по столешнице. Всё-таки он был ударником, привыкшим отбивать ритм, а многие из этих людей грешат подобным и стучат по всему, что только ни подвернётся под руку.
Стук иногда прерывался - когда Вася в очередной раз прикладывался к бутылке с вином или вставал, чтобы подойти к окну.
Время шло, постепенно становилось светлее и тише.
Читать дальше.Парню хотелось, чтобы Лиза проснулась и вышла на кухню. Или чтобы Сашка проснулся... Но он знал, что по выходным ребята отсыпались и никогда не вставали раньше десяти часов, а сегодня, к тому же, легли поздно... Потом ещё Лесьяр этот, чтоб его!
Васька снова забарабанил костяшками пальцев по крышке стола.
Лесьяр ему сразу не понравился, ещё тогда, когда Васька его в первый раз увидел. Не потому даже, что Сашка стал больше времени проводить с ним, а не с Василием... скорее потому, что Васе был вообще неприятен тип таких людей: слабых, тихих, вечно глупо грустных, вечно ищущих чего-то, чего нет на Земле... Васька называл это "псевдо-романтизмом". Но Лесьяра он терпел - хотя бы потому, что у того оказался незаурядный музыкальный талант.
Когда Сашка только притащил это чучело лесное в Москву, чтобы создать совместную группу, Василий отнёсся ко всему этому скептически. Согласился на участие лишь потому, что сам не мог жить без музыки, а других предложений тогда не было. То, что Лесьяр будет петь, Васька тоже без энтузиазма воспринял: глядя на его мрачное лицо с тенью страха и беспокойства, как-то сразу и не верилось, что такой человек действительно сможет стать фронтменом и не будет бояться выступать на людях. Однако Лесьяр не только сумел, но ещё и чем-то зацепил народ.
И вот "Феральность" выходит из тени...
Васька прищурился и довольно заулыбался.
Он был очень гордым и честолюбивым парнем, перфекционистом, и прямо-таки жаждал известности. А теперь все его мечты вполне могли сбыться...
***
В коридоре раздались тихие шаркающие шаги, и на кухню медленно прошёл Лесьяр - буквально по стеночке, еле переставляя ноги и глядя в пол.
Василий, продолжавший сидеть за столом в одиночку, окинул его ленивым взглядом. Ну, как всегда, при полном параде - рубашка до последней пуговички застёгнута, все дела... даром что одежда мятая, будто он так всю ночь и провалялся, не раздеваясь. И волосы, заплетённые в дебильную бабскую косу, растрепались. А уж морда-то, у-у-у... Ходячий мертвец просто.
Но хорошее Васькино настроение ещё не пропало, и он весьма дружелюбно пожелал своему музыкальному "коллеге" доброго утра.
Тот не ответил, только перевёл мутный взгляд на барабанщика.
Чёрные глаза слишком ярко выделялись на осунувшемся и посеревшем лице - будто он смотрел сквозь старую выцветшую маску. От этого взгляда веяло непонятной жутью и холодом.
Пошатываясь, Лесьяр подошёл к плите и начал искать спички.
- Зазвездился, - усмехнулся Вася ему в спину. - Не здороваешься даже, ай-яй-яй!
Он прекрасно понимал, что, наверное, Лесьяру ещё не стало лучше, но чувствовал большое желание понервировать парня.
Тот тем временем замер, тупо глядя на на плиту и явно над чем-то задумавшись.
- За-зве-здил-ся... - раздельно повторил Васька, смакуя слово.
Лесьяр сделал шаг в сторону посудного шкафа, постоял немного и всё-таки открыл его, достав оттуда небольшую железную кружку.
- Зве-зда-а-а...
В кружку Лесьяр сыпанул кофе, залил его водой из-под крана и вновь взял коробок со спичками. Пальцы заметно подрагивали.
- Зве-зда! - вдруг громко сказал Васька и в такт стукнул по столу, с каким-то злорадным удовольствием отметив, что Лесьяр вздрогнул и резко выпрямился, как от удара кнутом по спине.
Горящая спичка выпала из рук, но обладающий отменной реакцией парень успел её поймать.
Васька даже зажмурился, увидев, как пламя гаснет, соприкасаясь с кожей ладони.
Но Лесьяр молча отбросил спичку в сторону и даже как будто улыбнулся, взглянув на расползающееся по руке красное пятно ожога.
- Зве-зда рок-н-ролла должна умереть очень скор-р-ро! - пропел вдруг Васька неожиданно пришедшие на ум слова Сплиновской песни, аккомпанируя себе стуком.
Вторая горящая спичка полетела на пол и потухла в свободном полёте.
Васька безбожно фальшивил, да и голос у него был так себе, но его сейчас это не волновало.
- Замьютить свой голос, расплавиться, перегореть...
Лесьяр всё-таки справился с дрожанием рук и зажёг конфорку.
С грохотом поставил кружку на огонь...
Выждав паузу, Васька снова долбанул пальцами по столу и провыл:
- На бешеной коде во время гитарного соло - взлететь!
Он смотрел теперь не в затылок, а в глаза Лесьяра - тот повернулся к нему и тихо стоял, как пришибленный, вперившись в Василия застывшим взглядом.
Темнота, окутывавшая кухню, схлынула, и казалось, будто она перетекла в Лесьяра - в его чёрные глаза, чёрные волосы, одежду...
Он стоял на фоне светлой стены у белой плиты с пляшущим над ней огоньком, как живой сгусток мглы. Страшный, грустный, отрешённый...
Он слушал.
- Разобьётся фонарь... В тишине стадиона будет долго сирена реветь...
Бац-бац-бац... Бум!
Стук пальцев о стол вбивался в голову ударами тяжёлого кузнечного молота. Но ещё страшнее было то, что...
- Замолчи... - еле слышно прошептал Лесьяр, с трудом разлепляя губы. Язык не слушался, заплетался, и может быть, Лесьяру только показалось, что он сказал это вслух.
- От укола...
Бум!
Бац-бац-бац...
- Замолчи! - немного громче. Через тяжёлую усталость, хрипло, срывающимся голосом...
- Едва ли он сможет когда-нибудь снова запеть!
Васька совсем разошёлся и стучал теперь уже не тихо, а в полную силу.
- Потому что... - бам-м-м! - звезда... - бам-м-м! - рок-н-ролла...
- Да заткнись ты! - Лесьяр вдруг схватил чайную ложку и запустил ею в Василия.
Тот даже не попытался увернуться - брошенная так слабо, она просто до него не долетела бы.
Ложка действительно приземлилась на стол, звякнула, и этот звук влился в импровизированную партию ударных.
Бац!
- Должна умереть!
Бум-бум-бум...
Лесьяр подался вперёд, но вдруг перед глазами у него всё поплыло, и чтобы не упасть, он поспешно сел на удачно стоящий рядом стул.
Василий всё-таки перестал стучать, встал из-за стола и с удивительно искренним беспокойством спросил, подойдя ближе к Лесьяру:
- Эй, Ярь! Тебе что, плохо?
- Не называй меня так! - брови Лесьяра хищно вздёрнулись, губы искривила болезненная улыбка-оскал.
Вася отпрыгнул назад, чувствуя жуткое желание вовсе убежать из комнаты. На секунду ему показалось, что Лесьяр сейчас кинется на него и запросто придушит... Но тот замолк, откинулся назад и замер, прислонившись затылком к боку холодильника.
Безотчётный страх покинул барабанщика так же быстро, как и появился, уступив место прежней уверенности и даже некоторой жалости.
Линолеум снова заскрипел под шагами, и к ребятам на кухню вошла Лиза.
Она тоже пробралась к плите нетвёрдой походкой, но по другой причине, нежели Лесьяр, - слишком много выпила накануне.
- О! Кофеёк! - радостно проворковала девушка, выключая газ.
Лесьяр с трудом приоткрыл один глаз, покосился на Лизу, но ничего не сказал и вновь зажмурился.
...Он сидел, прижимаясь к холодильнику, ничего уже не чувствовал и не понимал. После ночи, проведённой где-то на зыбкой грани жизни и смерти, сна и бодрствования, он превратился в какое-то странное существо, которое не осознавало даже самое себя. Пожалуй, только Васька с его дебильными шутками на время привёл его в чувство, но сейчас всё вновь скатилось куда-то в чёрную дыру неадекватности и прострации.
Боль в спине прошла, и ощущать безболезненную пустоту было странно. Боли будто не хватало, настолько привычной она стала за это время.
На смену ей пришло что-то среднее между головокружением и тошнотой - и столь же противное.
Очень хотелось спать, но теперь было нельзя - днём Лесьяру всегда снились самые страшные кошмары.
В голове били колокола, за закрытыми веками всё металось и дёргалось, мелькая разноцветными всполохами, а тело вообще отказывалось слушаться. Оно будто бы зажило собственной жизнью: парень иногда замечал, как где-нибудь непроизвольно сжималась мышца, тянула, пульсировала, будто в предсмертной агонии судорог.
Сознание угасало, и приходилось прилагать большие силы, чтобы не засыпать, но и не открывать глаза.
Видеть это поганое утро не было никакого желания.
***
- Нет, Шур... Я должен был тогда умереть - и всё...
- Ярь!
- Зачем я живу? Что я такое в этом мире? Абсолютно ничто, не нужное никому...
- Ярь!
- Шур, вся жизнь моя - это цепочка каких-то дурацких событий, иногда смешных, иногда страшных. Ну почему я живу?.. Такой... Зачем моя жизнь миру? Да это и не жизнь вовсе, это что-то ненормальное, и со всеми этими мучениями она мне самому не в радость, и это ужасно...
- Ну перестань ты... Ну пожалуйста... - Сашка наклонился к другу и опустил руку ему на плечо.
Лесьяр только прикрыл бессильно глаза и слабо шевельнул головой:
- Нет. Это всё правда. Этот мир – не для меня… Мне нужно было тогда умереть - это принесло бы пользу... А теперь... теперь - хоть сто раз сдохни, всё равно ничего не изменишь...
Вечернее солнце косыми лучами заглядывало в окна опустевшей квартиры.
Золотились комнаты, стены, мебель, сияли стёкла и зеркала... А на кухне сидели два грустных человека, и один утешал другого:
- Дружище, да ни в чём ты не виноват. Хватит уже думать об этом... Это судьба. От судьбы не убежишь. И она разная у всех... И твоя жизнь тоже нужна кому-то. В этом мире ничего не случается просто так. Запомни, Ярик: всегда - всегда, слышишь? - есть кто-то, кому ты нужен. Даже если кажется, что такого человека нет. Ну а прошлое... Это прошлое. Его ворошить глупо, тем более, что ты сам понимаешь, что теперь ничего изменить нельзя...
И эта медленная речь постепенно возвращала к нормальной жизни, несла с собой покой, вселяла в душу веру и надежду... И действительно начинало казаться, что глупо укорять себя, глупо вспоминать о том, что всё равно нельзя уже изменить...
Лесьяр приходил в себя и опять забывал обо всём... Он знал - только до следующего сильного приступа, превращающего его в один сплошной оголённый нерв, но... но хоть на какое-то время.
И это действительно приносило облегчение.
16.04.10
@темы:
Шаман,
Зарисовки, отрывочки и всё такое прочее,
Повесть,
Лесьяр,
Фото