2010 год. Весна. 17-18 мая, Тульская область, засекреченный исследовательский центр "Палевая Роза".***
...То, что фенька развязалась, Лесьяр заметил не сразу.
Он лежал на кровати, слушал музыку и вообще душой был далёк от этого мира. Он думал о том, что ночи теперь становятся тёплыми, что лето теперь - это действительно лето, и скоро, если выйти на крышу "Палевой Розы", можно будет смотреть на падающие звёзды...
А потом он начал поправлять свои фенечки - и одну не нащупал.
Лесьяр нашёл её тут же, даже умудрился вновь завязать на запястье, хотя в одиночку и левой рукой сделать это было сложно...
И вдруг неожиданно понял, что мог этого и не делать.
Эту феньку ему друг подарил.
Давно ещё... Несколько лет назад, когда у Лесьяра выдался не лучший период в жизни. Сплетённая из белого и зелёного бисера, она была призвана служить вместилищем энергии природы и в сложные моменты мобилизовывать жизненные силы организма. Но самое главное - фенька была как частичка человека, её сделавшего. Частичка души Шурки, его единственного друга, которая была с Лесьяром всегда - даже теперь, когда с Шуриком они уже и видеться, и общаться перестали.
Лесьяр носил её, не снимая. Впрочем, её и нельзя было снять - такие феньки плетутся точно по руке и завязываются уже "намертво", навсегда.
А теперь она порвалась - и весь этот символизм просто-напросто растаял в воздухе; всё тепло, невидимо излучаемое фенечкой, испарилось...
Ореол волшебства, окутывавший её, исчез.
Теперь это был просто некий бездушный
браслетик. Просто бисер, нанизанный на леску.
Лесьяр осознал это так ясно и чётко, что в солнечном сплетении от страха захолодало, будто на живот плеснули ледяной водой, а перед глазами начали расплываться тёмные круги.
Глаза он закрыл и уже наощупь выключил звук на ноутбуке - нестерпимо захотелось тишины.
читать дальшеИ можно было, конечно, утешаться давним хипповским поверьем, будто дареные феньки рвутся к исполнению желаний, но Лесьяр не помнил, какое желание загадал в тот момент, когда Сашка завязывал на его руке свой подарок.
Зато Лесьяр помнил ещё одну примету - если у тебя порвалась фенька, подаренная другом, значит, вы больше не друзья.
И это уже было больше похоже на правду, и это очень сильно пугало.
Он давно понимал, что их дружба с Шуркой постепенно умирала, и понимал, что сам был виноват в этом... Но признавать не хотелось. Ему казалось, что со временем всё как-то образуется, станет понятнее и, возможно, вернётся на круги своя... А на самом деле, конечно, всё становилось только хуже.
Опыт общения у Лесьяра был маленьким, и ему всегда было сложно и несколько страшно принимать решения, которые как-нибудь затрагивали бы жизнь других людей. И умом он вроде бы понимал, что ему нужно было поговорить с Шуриком - и ещё давно, ещё прошлой весной, когда стало понятно, что их взгляды на совместную музыкальную деятельность слишком различаются.
Надо было поговорить... Но это только подумать легко, а решиться - сложно.
Сашку тянуло на большую сцену, он так радовался, когда их группу приглашали на выступления не в полуподвальные клубы, а на серьёзные площадки... И уж, конечно, ему хотелось бы, чтобы "Феральность" обрела известность.
Лесьяру всё это было не нужно, его вполне устраивало то, что есть. И если сначала он даже не думал, что их творчество станет настолько востребовано, то потом, видя, к чему всё идёт, испугался этого. Тогда-то и стоило обо всём Шурке рассказать; тогда, а не в последний момент. И, наверное, если бы Лесьяр вёл себя умнее, всё могло бы пойти по-другому... Но сейчас, конечно, было уже поздно и глупо думать об этом.
...Нельзя сказать, будто потом Лесьяр не пробовал вновь восстановить дружеские отношения с Сашкой. Да и тот вроде бы был не против...
Однако они звонили друг другу, но разговор не клеился: после пары дежурных фраз наступало молчание, и в итоге всё общение сошло на минимум - позвонить, чтобы поздравить с каким-нибудь праздником. И всё. О том же, чтобы встретиться, речь не шла вообще.
Что-то сломалось, и бывшие лучшие друзья не могли теперь даже просто поговорить.
И телефон теперь у Лесьяра выполнял только функцию будильника или попросту часов. Иногда в черновиках парень сохранял какие-то свои мысли - когда под рукой не было карандаша и бумаги...
"Да кому я теперь нужен?" - мрачно подумал Лесьяр, разглядывая свой мобильник. Вот ведь странность - не осознал даже, когда взял его в руки. И ведь звонить не будет никому... Потому что теперь надо смириться - у него никого уже нет; потому что всё, что было, осталось в прошлом и должно быть забыто, ведь не зря все эти приметы-совпадения, намёки Вселенной, особенно остро воспринимаемые сознанием обречённого символиста...
А Лесьяр всё равно почему-то держал мобильник в руке и упорно смотрел на экран.
Ему вдруг захотелось чуда.
Так сильно захотелось, что даже дыхание перехватило.
И он подумав, что если чуда не произойдёт - в сию же минуту, прямо сейчас! - он разобьёт этот дурацкий мобильник вдребезги. С размаху - и об стену.
Слабая нервная дрожь уже зарождалась где-то под лопатками.
"Ну сбудься... Ну что тебе стоит?.."
Он почувствовал, как в кончиках пальцев, сжимающих мобильник, отдались пульсацией удары сердца.
И... ничего не произошло.
Ни-че-го, как и всегда, как и следовало ожидать.
...Улыбка вышла не совсем такой, какой её задумал Лесьяр - скорее жалкой, чем ободряюще-равнодушной, но это было не важно. В конце концов, он улыбался только для себя, ведь больше в комнате не было никого...
Замах был коротким, но достаточно сильным. Положим, на мелкие кусочки мобильник бы не разбился, но отключился бы абсолютно точно, и, возможно, действительно навсегда. Если бы...
"Бы".
Обладая хорошей реакцией, Лесьяр успел вовремя разжать пальцы и отдёрнуть руку - и внезапно оживший телефон упал на кровать, а не полетел к стене.
Парень ошарашенно подхватил его.
- Да?!
- Ты не спишь ещё? - раздался из трубки совершенно невозмутимый и такой знакомый голос.
- Нет...
- И я тебе не помешал?
- Нет...
- А ты меня хотя бы узнал? - в голосе послышался весёлый скепсис, и Лесьяр смог, наконец, стряхнуть с себя оцепенение.
- Саш, ну конечно! Тебя не узнать невозможно.
- Очаровательно! - перебил Шурик. - У меня мало времени, чтобы донести до тебя прекрасную весть, поэтому я тебе сразу скажу... Лизхен выходит замуж!
- Правда? - Лесьяр улыбнулся, теперь уже действительно радостно и искренне. - Это замечательно! Передай ей, пожалуйста, мои поздравления...
Саша возразил:
- Не буду. Ты сам её поздравишь... Если захочешь. В общем, ты среди приглашённых гостей, и вот только попробуй не приехать! Лизка очень бы хотела видеть тебя. И я тоже. Ярик, ты ведь приедешь? Пожалуйста...
- Обязательно, - ответил Лесьяр, снова чувствуя смутное волнение. Он всё-таки был нужен им? Или... так? По старой памяти?..
- И я надеюсь, что ты нас простишь, - как-то грустно вздохнул Шура.
Лесьяр удивился:
- За что?..
- Не притворяйся, - ответил Сашка. - Ладно, у меня сейчас мобилка сдохнет. Но я тебе ещё позвоню, хорошо?
- Конечно...
Тишина комнаты после звучавшего прямо над ухом Шуркиного голоса казалась слишком странной.
Лесьяр машинально крутанул колёсико, регулирующее громкость динамиков ноутбука.
Тишина исчезла, уступив место серьёзному полудетскому голосу:
"...Когда человек начинает ходить в хлебочную, а не в булочную, когда он перестаёт отчаиваться и начинает откофеваться, когда человек начинает переходить улицу только на жёлтый свет - он приоткрывает ворота для связи с нами. И когда эти ворота становятся широкими, он может позвать нас - и мы придем... Когда человек потеряет последнее. Надежду на это".
***
- Полина!..
Она обернулась на голос.
Из-за угла школы выглядывала высокая, по-мальчишески стриженая девушка. Ярослава. Её Полинка хорошо запомнила ещё в свой первый учебный день.
- Что?
Слава подошла ближе.
- Можно к тебе подсесть?
- Отчего нет? - Полина с готовностью подвинулась к краю лавки.
Усевшись, Ярослава начала разглядывать растущие в саду "Палевой Розы" деревья, потом немножко поболтала ногами в воздухе, и наконец, спросила:
- А чего Лесьяр сегодня был такой странный, не знаешь?
Полинка лишь склонила голову набок.
- Ну да, вообще то. Никто не знает... - Славка перевела взгляд на куст пышно цветущей сирени и замолчала.
- Ярослава, почему ты говоришь - "странный"? - подала вдруг голос Полина. - Навроде всё хорошо с ним...
- Не-е-ет! - протянула Слава, хитро взглянув в глаза Полине. - Он сегодня какой-то... радостный чересчур.
- Так это же замечательно!
- Да... Но это как-то... неправильно. Не знаю, как сказать. Он же всегда такой серьёзный, мне иногда, если честно, даже страшно рядом с ним находиться. Ну... Такая серьёзность, даже суровость, меня пугает. А сегодня он улыбался! И о книгах только сначала разговаривали, помнишь? А потом уже так... О чём пришлось.
- И что? - не поняла Полина. - Разве не может вдруг у человека быть хорошего настроения?
- Может, конечно... Но... А, ладно. Я вообще-то не о Лесьяре хотела поговорить...
И немножко помолчав, Слава всё-таки спросила:
- А ты что, правду тогда на уроке сказала? Что у тебя совсем-совсем нет друзей?
Полина кивнула:
- Правду.
- М-м-м... - замялась Слава. - Я что хотела тебе предложить... А давай я твоим другом буду? Я здесь тоже мало с кем общаюсь. А ты интересная... и вообще.
- Давай! - обрадовалась Полинка, но тут же сама себя осадила. - А тебя не смущает, что я не городская? Да и говор у меня... Со мной, наверное, сложно разговаривать.
- Неа! - улыбнулась Славка. - Ты клёвая. Ты мне нравишься.
21.05.2010