4.1942 год. Осень. Ноябрь.***
Деревня К***а (N-ской области, N-ского района) затерялась среди лесов и болот. Немцы пробрались сюда только теперь – в надежде поймать одного беглого партизана, обладавшего бесценной информацией для Рейха. Почему фашисты решили, что он скрывается здесь, было неизвестно. Впрочем, всё это вообще могло быть неправдой – просто немногочисленное население К***ы считало, что дело именно в этом.
Вообще-то партизаны были.
Жили где-то далеко в лесу, всячески мешали фашистским захватчикам и иногда приходили в деревню за хлебом и молоком.
За многие километры от К***ы не было ни одного населённого пункта, даже крошечного посёлка. Эта обособленность спасала до поры до времени, но и пугала. Бой вёлся далеко, в деревне не было слышно отголосков взрывов, над ней не летали самолёты… Но все знали, что война идёт своими чередом. И от этой тишины порой становилось жутко. Тревожила неизвестность, неопределённость. Радио не было в К***е и в мирные годы, но тогда была другая связь с «большой землёй» - в райцентр ездили регулярно, там и узнавали все новости. В настоящее время это было невозможно.
Да что там! Теперь никто не осмеливался зайти дальше середины начинавшегося прямо за околицей поля. Ещё первой военной зимой в лесных чащобах расплодились волки – ведь охотники, прежде регулировавшие их численность, ушли на фронт. Сейчас население К***ы составляли лишь женщины, дети да несколько совсем уж дряхлых стариков, и они предпочитали не искушать судьбу, понимая, что вряд ли смогут отбиться, встретившись с голодной волчьей стаей.
Летом было не так страшно. Летом хищники легко находили себе пропитание и не нападали на людей. Ребятишки тогда свободно бегали в лес и у партизан узнавали последние вести, позже рассказывая обо всём остальным.
А сами партизаны, конечно же, ничего не боялись, да и оружие у них было, только зимой в деревню они наведывались редко. Теперь и вовсе перестали – когда стало известно о планах немецких солдат. Чтобы не выдать себя, им пришлось стать осторожнее.
Читать дальше.Прямых доказательств того, что человек, которого они ищут, живёт в этих краях, у солдат фюрера не было. Лишь с помощью логики можно было догадаться, что это удобное для него (и для других партизан тоже) место. Значит, будут допросы местных жителей… да только своих не выдаст никто. А прочёсывать лес немцы решаться навряд ли. Дело здесь даже не в волках, а в непролазности здешних чащоб, огромных их размерах и, что немаловажно, не до конца промёрзших болотах, которые могут стать смертельной ловушкой человеку, не знакомому с этим краем.
И даже когда болота замёрзнут, схватятся плотной коркой льда, вражеские солдаты не смогут тщательно обследовать лес. Ведь холод – тоже верный союзник русских. Экипированы фашисты были неплохо, но не для морозов России. Холод порождал для них множество проблем. Доходило даже до того, что ворвавшиеся в деревни немцы первым делом бросались обшаривать сундуки местных жителей и отбирали у них шапки, валенки, пуховые платки, словом, все тёплые вещи, которые только могли найти. И мужчина, закутанный в женскую шаль, никому не казался смешным.
Но всё равно было бы глупо надеяться, что захватчики быстро покинут К***у.
***
Ольга беспокойно смотрела в окно.
Её дом – самый ближний к лесу, к ней зайдут непременно. А тут ещё хлеб в печи поспевает… Отнимут ведь, чего гадать! А трое детишек на руках… Разумеется, она попрятала большую часть съестных припасов, но их и так было немного.
Рокот двигателя машины слышался уже явственнее.
- На печь, живо! – спохватилась Ольга.
Её дети, двое мальчиков и девочка, тут же кинулись к печке.
- Живей, живей! Да сидите тихо мне!
- Мамка, а если немец к нам придёт? – спросил уже с полатей младший мальчик.
- Тихо, кому говорю! – за строгим тоном матери чувствовалась сильная тревога.
Напряжение разлилось в воздухе. Дети дружно спрятались за занавеской.
- Посмотреть бы! Интересно…– прошептал младший, больше, впрочем, не высовываясь.
- Родимец тебя побери, Иван! – охнула женщина. – Сиди молчком и не выглядывай. Всё помните, что я говорила?..
- Никого чужого не видали. Места у нас глухие, пришлых людей нема! – отозвались с печки детские голоса.
Ольга ещё раз выглянула в окно, и её руки невольно затеребили край передника.
Большая чёрная машина уже проехала через наполовину разобранный на дрова забор за деревней и быстро приближалась, подпрыгивая на неровной дороге. Снег летел во все стороны.
Из лесу показалась вторая.
Женщина боязливо зажмурилась и стала быстро молиться, с испугу путая и забывая слова.
Первая машина проехала мимо.
«На тот край поехали», - догадалась Ольга.
Это действительно был своеобразный манёвр – немцы решили сразу оцепить деревню с двух сторон, и уже оттуда двигаться к центру.
Немного погодя вторая машина остановилась возле дома Ольги.
На улицу вышли шестеро рослых мужчин в чёрной военной форме. У каждого было по автомату, у некоторых зачем-то кнуты. Трое немцев сразу направились к соседнему дому, один задержался у машины, ещё один начал спокойно рассматривать окрестности, а последний твёрдым шагом подошёл к её избе, распахнул пинком калитку и вошёл во двор.
Ольга бросилась к двери, понимая, что лучше не заставлять его ждать.
Украдкой она взглянула в окошко. Те двое по-прежнему стояли возле машины.
Солдат вошёл в избу уверенно, смело… И нагло. Как барин.
Оттолкнул хозяйку, вихрем пронёсся по дому, заглянул под кровати, в сундуки, и, наконец успокоившись, остановился в той комнате, откуда Ольга несколько минут назад наблюдала за немецкими машинами.
Женщина стояла у стола, комкая край скатёрки, и смотрела в пол. Немец подошёл к ней и встал так близко, что Ольге невольно пришлось поднять на него глаза.
Он скользнул взглядом по её усталому испуганному лицу, надменно хмыкнул, а потом вдруг схватил со стола кружку и с грохотом швырнул её на пол.
Лицо солдата исказила злоба.
- Жрать! – гаркнул он жутким каркающим голосом. Ольга даже не сразу поняла, что слово было сказано на русском языке.
А мужчина стал выкрикивать какие-то немецкие слова, нетерпеливо топнул ногой… Хозяйка избы шарахнулась в сторону, боясь, что он может её ударить.
- У м-м-меня только хлеб, - пролепетала Ольга не своим голосом. Страх сковал горло. – И тот н-не готов ещё.
Поняв, что ему отказывают, немец гневно вскинул брови и выразительно постучал костяшками пальцев по своему автомату.
Ольга правильно поняла намёк, и сердце её сжалось.
…Вдруг солдат выхватил кнут, висевший у него на поясе. Изба была довольно просторной, замах получился хорошим.
Но метил он не в женщину – дети, прятавшиеся на печи, всё-таки не вытерпели, решили подсмотреть, разом высунувшись из-за занавески, и это подглядывание совершенно вывело его из себя.
Увидев тонкий, как хвост змеи, кнут, рассекающий воздух, детвора с визгом попряталась обратно. Конец кнута ударил в переднюю стенку печки, содрав с неё слой побелки.
Почти одновременно с этим рассохшаяся палка, на которой крепилась печная занавесь, треснула и покосилась. Ткань сползла на один бок.
Замахнись теперь немец второй раз, он бы легко смог достать ребятишек. Ольга, выведенная этим событием из ступора, кинулась к солдату в попытке задержать его, не задумываясь над тем, что он в ярости мог бы причинить вред и ей… Но тут дверь в сенцы распахнулась и в избу быстрым шагом вошёл ещё один немец.
Быстро и верно оценив ситуацию, он подскочил к стоящему возле печи и с силой заломил ему руку, заставив выронить кнут, а после просто вытолкал из избы на улицу.
Ольга во все глаза следила за разыгравшейся сценой, хоть и не совсем осознавала, что происходит.
Второй немец тем временем вернулся. Осторожно прикрыв дверь, он взглянул прямо в лицо хозяйке избы… и улыбнулся. И это было так странно! Женщина поймала себя на мысли, что могла ожидать от фашистского захватчика чего угодно, вплоть до смерти или рабства, но никак не тёплой ободряющей улыбки. А этот человек улыбался именно так – светло, открыто…
Он приблизился к изумлённой Ольге и начал о чём-то говорить ей на своём языке. Его речь была размеренной, спокойной, а голос вполне можно было бы назвать красивым.
Конечно, женщина не догадывалась, о чём он говорит, но и не чувствовала угрозы и опасности в его словах. Она молча слушала, а солдат тем временем полез за пазуху и достал оттуда небольшую книжечку. В ней лежало несколько фотокарточек, изображавших его самого, очаровательную светловолосую девушку и двух маленьких ребятишек – мальчика и девочку. Ольга догадалась, что солдат показывает ей свою семью. Да и несложно было сообразить - его голос стал ещё мягче, улыбка – нежнее… Было видно, что он очень любил их.
Женщина поняла, что его жену зовут Шарлотта, сына – Адольф, а дочь – Лиза. Она тоже улыбнулась и закивала – красивые, мол. Немец спрятал снимки и сказал что-то вопросительным тоном, мотнув головой в сторону печки. Ольгины дети как забились в самый дальний угол с минуту назад, так и сидели там до сих пор, тараща глаза на солдата. Тут перевода не потребовалось – женщина догадалась, что он спрашивает о них.
- А это мои, да, - отозвалась она. – Лёша, Ваня и Полинка.
Не зная, что ещё сказать, она замолчала.
Мужчина шагнул к печи. Ребятишки смотрели на него с недоверием. Он заговорил с детьми спокойно и ласково, будто призывая не бояться и слезть с печки, подойти к нему. Но дети по-прежнему жались друг к дружке, а с их лиц не сходило выражение напряжённого внимания. Они явно не доверяли этому человеку. Может, он и защитил их от своего сослуживца, но ведь он сам тоже фашист… Желал ли он им добра? Вряд ли. Ведь не может желать добра вражеский захватчик жителям той страны, которую завоёвывает!..
Немец грустно развёл руками и вдруг, будто о чём-то вспомнив, начал рыться в своей сумке. Вскоре он нашёл небольшой свёрточек и вновь повернулся к печке. Теперь он подошёл поближе и попытался сунуть свёрток в руки девочки, но там отшатнулась и спрятала ладошки за спину. Мужчина попытался повторить попытку, но потом отступил и вернулся к Ольге.
Положив свёрток на стол, он сказал короткую фразу на немецком – видимо, попрощался, - и направился в сторону выхода.
***
Немного погодя после того, как солдат ушёл, дети осмелились спуститься с печки вниз.
Их мать сидела на скамье и ещё, казалось, не отошла от переживаний.
Ваня подошёл к столу и увидел, что загадочным предметом была пачка печенья. Немец оставил им часть своего пайка.
- Пожалел нас, видно, - тяжело вздохнула Ольга.
Полинка перевела удивлённый взгляд со стола на дверь, за которой скрылся мужчина.
- Но он же фашист! Он нас ненавидеть должен…
- Ой, дочка! – покачала головой её мама. – За что ненавидеть-то?.. Они ж тоже люди. И у этого паренька тоже семья, тоже дети есть… Солдат – он кто?.. Ему сказали идти воевать, он идёт и воюет. Потому как отказаться не может.
- Почему это не может?! – возмущенно вскликнула девочка.
- Потому что за семью свою боится. Если он откажется, его в тюрьму посадят, а им как жить без него?
- Кто его в тюрьму посадит? За что?.. За то, что человек хочет мирно жить, разве в тюрьму сажают? – спросил Лёша.
Ольга только махнула рукой:
- Это всё главный их придумал. И войну затеял, и законы такие выдумал… Это всё – злоба человеческая, от ней все горести. Много в человеке злобы – он и других пытается озлобить. А солдат – что?.. Он приказам подчиняться должен. Даже если неправильные они…
***
… Фашисты расселились по избам К***ы. Сколько времени они намеревались провести в деревне, было неизвестно.
Вместе с ними в жилищах местных жителей поселился страх. Однако было несколько человек, удивительным образом сохранивших спокойствие и в этой ситуации.
В дом Ольги и её детей пришёл жить Герман – тот самый «добрый немец», который разговаривал с ними в первый день прибытия солдат в деревню.
Странно, но… С ним они чувствовали себя под надёжной защитой, хотя он, конечно, не давал им никаких обещаний или гарантий…
01. 12. 2010
-
-
05.03.2011 в 10:09-
-
05.03.2011 в 10:30Мне нужно только получше историю изучить. Ну не было в 45м немцев в России... А у меня вся история на этих немцах держится ((