2006 год. Конец лета. Геленджик.***
Ира Фенечка была очень красивой девушкой: стройной, сероглазой, и даже слишком короткая стрижка не превращала её в пацанку, а, наоборот, только подчёркивала её женственность и миловидность личика.
Она появилась в «Солнечной коммуне» этой весной – просто подошла на улице к весёлой компании, проездом очутившейся в её городе. Ирина жила в Орле – населённом пункте славном, но ничем особенно не примечательном. Наверное, поэтому девушка с удовольствием сменила размеренную жизнь в нём на полную неизвестности и неопределённости романтику скитаний. Можно было бы сказать и так: она коренным образом изменила свою судьбу, ведь с тех пор, как она ушла из дома, всё пошло совершенно иначе…
Вместе со сменой привычных декораций существования сменилось и имя. Именно хиппи начали звать её Фенечкой – девушка искренне восхищалась искусством этих ребят плести браслетики из бисера или ниток и часто спрашивала: «А вы меня феньки плести научите?», весьма надоедая этим вопросом. Вот и прозвали её так…
Итак, девочка-фенечка была красивой… А ещё очень доброй. И позитивно настроенной.
За всё время, что она провела с хиппи, никто не видел, чтобы она была чем-то недовольна, злилась или жаловалась на что-то или была печальной. Нет, эта девушка представляла собой собирательный образ радости и любви.
Если даже и случалось что-то не очень хорошее, Ира всегда старалась найти в этом позитивные стороны. Дождь? Отлично, это же бесплатный душ! Нелады с автостопом, не остановилась машина? Ну и хорошо, значит, в ней плохой человек едет и к нему подсаживаться не надо. И так далее…
К слову, стопила Фенечка всегда в одиночку. Не только потому, что была самостоятельной… А почему ещё – и сама, наверное, не могла бы объяснить. Ей так просто больше нравилось.
Некоторые, конечно, считали её чересчур беспечной. Слишком опасно одинокой маленькой девчушке без навыков рукопашного боя ездить по стране в машинах незнакомых людей. Даже опытные автостопщицы предпочитали путешествовать попарно и в основном с юношами… Но Фенечка, наверное, умела как-то влиять на мир. Или просто она очень сильно его любила и мир отвечал ей тем же… Как бы там ни было, но Ира ни разу не попадала в неприятные ситуации.
Вот только с творчеством девушке не везло. Она не умела ни петь, ни на гитаре играть, ни стихи писать, ни рисовать… Ничего вообще. Кое-как она научилась плести феньки (наверное, чтобы оправдать своё имя), но только самые простенькие, тонкие. И только из бисера – ниточные ей никак не давались.
Впрочем, грустить об этом девушке не приходилось: её собственные руки были увешаны всевозможными браслетами по локти, и даже на левой щиколотке обреталась пара фенечек. Эти украшения дарили ей в огромных количествах практически все знакомые хиппи, причём редко по одному разу.
Сначала девушка немного недоумевала по поводу этих подношений – зачем, мол, столько? Но потом ей объяснили, что такая вещь, как фенька, является для хиппи чем-то практически культовым. С помощью фенек можно было отличить «своих» от «чужих», рассказать о своём настроении (у одного парня из коммуны, например, была чёрная широкая фенечка, которую он надевал, когда ему было грустно), а если феньку приносили в дар, это означало доброе отношение к человеку: любовь, дружбу или просто сильную симпатию… В общем, просто так фенечки никогда не дарили, и Ирина могла гордиться собой, ведь такое количество фенек, подаренное ей, могло означать только то, что всем этим людям она была симпатична.
И это было правдой. Её действительно очень любили и уважали практически все.
Читать дальше.
***
На юге Фенечке понравилось.
Она никогда раньше не уезжала дальше центральной части России и никогда не видела этой красоты: моря, гор и бесконечных серпантинов… А ведь красота была не только в море или горных хребтах. Весь город был пропитан какой-то немой поэзией, беззвучной музыкой; чем-то, что нельзя увидеть или потрогать руками, но что безумно остро чувствовалось душой.
Ира никогда особенно не жалела о своей бесталанности, но теперь ей было даже немножко грустно, что она не может выразить свои мысли и эмоции. Стихами… Песнями… Да чем угодно.
Дом, в котором ребята временно жили, ей тоже нравился. Фенечка постелила свой спальник на балконе второго этажа – оттуда был виден небольшой дворик, с краю заросший какой-то южной травой, и соседский забор, весь сплошь увитый диким виноградом.
За линией домов виднелся величественный Маркхотский хребет.
Он словно укрывал городок от любой возможной опасности, даже дождевые тучи цеплялись за его верхушку и оставались где-то там, далеко, по ту сторону. И Фенечка каждый вечер засыпала спокойно. Она верила силе гор.
Проснувшись поутру, девушка надевала какую-нибудь лёгкую просторную кофточку и неизменно – длинную красную юбку, украшенную бисерной вышивкой. Ира купила юбку давно, когда ещё даже не была хиппи, и никогда особенно её не любила. Но после того, как подружилась с Ветром и его компанией, она стала носить юбку почти всё время. Не только из-за бисера или внешнего вида… Эта вещь стала для неё неким символом новой жизни.
А потом Фенечка готовила завтрак на всю коммуну. Потом – ужин. Обед обычно никого не интересовал: ребята покупали какую-нибудь немудрёную еду на местном рынке за деньги, добытые «асканием». Этот вид заработка был особенно любим всеми. В компании многие умели играть на гитарах, пара человек – на флейтах, а кто-то даже на тамбурине. Их импровизированные концерты пользовались на юге большой популярностью.
Те же, кто не был наделён музыкальным талантом, продавали феньки и кулончики собственного изготовления, частенько привирая доверчивым покупателям о якобы магической мощи этих украшений.
В компании даже был один художник...
Ирина же, ничего такого не умея, могла побыть максимум «шляпой» - человеком, во время выступлений уличных музыкантов прогуливающимся рядом с какой-нибудь кепочкой и собирающим добровольную плату со зрителей. Но ребятам было выгоднее записать её в кашевары. Готовила она действительно замечательно.
***
На третий день своего пребывания в городе Ира проснулась раньше обычного.
Утро было каким-то особенно тёплым, красивым, и на душе стало так легко и хорошо…
Девушка даже успела сбегать к морю искупаться, прежде чем пришло время готовить завтрак. Это ещё больше подняло ей настроение.
После завтрака Ира ушла на свой балкон – смотреть на небо и мечтать. Почему-то на балконе мечталось особенно замечательно. То ли там была особая атмосфера, то ли к этому располагал вид Маркхота и запах цветов, доносимый ветром…
Было странно подумать… было просто невозможно представить себе, что в этом городе кто-то мог быть несчастен. Этот город не был создан для горя, слёз, злости, ненависти… Ни для чего такого.
Спокойная и умиротворяющая обстановка буквально усыпили девушку.
Очнулась Фенечка от звуков тихих, но настойчивых голосов, доносящихся со двора. Кажется, внизу стояла Рита… И ещё какая-то девушка. Фенечка прислушалась. Второй, наверное, была Марыся, но Ирина могла и ошибаться. Это только Ритку можно было сразу опознать по голосу – не зря же её Колокольчиком прозвали.
Ради интереса Фенечка решила получше вслушаться в разговор и попытаться угадать, с кем же разговаривала Рита.
Голос что-то рассказывал полушёпотом, а Колокольчик весело смеялась, повторяла: «Не может быть! Да не-е-ет!», и тогда неразгаданный Фенечкой голос снова начинал что-то говорить, в чём-то убеждать…
Ирина мало что поняла из их путаного диалога, но вроде бы уверилась, что снизу стояла Марыся.
Эта девушка Фенечке нравилась, они дружили. Рыся-Марыся была одной из старожилов Солнечной коммуны наряду с Ветром, Шаманом, Асей и Ритой, и здорово помогала Ире освоиться в их компании поначалу.
Версия Иры окончательно подтвердилась, когда Колокольчик наконец назвала собеседницу по имени:
- Рысь!.. Ты задолбала. Иди к Лесьяру, феньку попроси, а ко мне с этой фигнёй не приставай.
Ира невольно улыбнулась – Рита произнесла одну из поговорок, родившихся в компании за то время, что они знали друг друга. Таких поговорок-посылов было множество, чуть ли не обо всех ребятах поимённо, и использовались они тогда, когда нужно было тактично дать понять собеседнику, что с ним больше не желают разговаривать. К Косте Ветру, например, отправляли сигаретку прикурить – как раз потому, что он не курил. К Маису – налысо бритому кришнаиту – посылали «Отче наш» читать или косы ему плести (впрочем, иногда по этому же поводу народ отправляли и к самой Фенечке – её волосы были не намного длиннее). Ну а к Лесьяру – за феньками. Всем было известно, что этот парень свои фенечки почти никому не дарил.
Вдруг Колокольчик, оборвав саму себя, хлопнула в ладоши и почти радостно воскликнула:
- Марысь!.. О Лесьяре, кстати! Слушай, чё говоря-а-ат…
Девушки зашептались.
Фенечка очень не любила сплетен и тех, кто их разносил. Она встала, чтобы попросить Риту и Марысю сменить тему разговора.
Девушки тем временем продолжали шептаться, увлёкшись обсуждением новой и, по-видимому, очень интересной сплетни о Лесьяре.
- Замолчите!
- Это кто там пищит? – Колокольчик нахмурила брови, взглянув на появившуюся на балконе девушку.
- Рита! От тебя никому уже житья нет, - Ира в отчаянии обхватила голову руками. - Как тебе не стыдно, постоянно сплетничаешь!
- Что-о-о? – возмутилась Рита. – Фень, ты лучше меня не зли…
- А ты не наговаривай на парня…
Колокольчик перебила её:
- Кто наговаривает, я? Я вообще молчу. Говорят другие. Кстати, почему ты так уверена, что это именно сплетни, а не правда?.. Ты вообще слышала, о чём мы говорили?..
Фенечка действительно не разобрала, что именно обсуждали подружки, но тон был подозрительным, и она смело продолжила стыдить девушек:
- Другие!.. Всё равно гадости какие-то говорят, а вы обсуждаете…
- Да пошла ты! – вспылила Колокольчик. – Только слово скажи ещё про меня!.. Очнёшься в морге!..
Ира не стала слушать и ушла вглубь дома. Она, в отличие от Риты, умела остановиться, когда надо.
В доме было душно - ещё хуже, чем на улице. Ире вновь захотелось пойти к морю, искупаться…
Девушка вышла во двор, сняла с протянутой между двумя платанами верёвки своё полотенце и, привычным движением поправив кепку, защищающую её голову от солнца, отправилась на пляж.
А разговор под окнами её балкона всё ещё продолжался.
- Чума!.. – выдохнула Ритка, гневно сверкая глазами. – И чего она на меня так взъелась?!
- Удивительно! – поддержала её Марыся. – Ира – такая спокойная девочка, добрая… Я её такой никогда не видела!
- Не иначе, солнышко её долбануло. Тьфу!..
Рысь задумалась.
- Нет, Рит. Мы с тобой о Лесьяре говорили... Наверное, он ей нравится, раз она так отреагировала.
- Ах нра-а-авится!.. – нехорошо как-то заулыбалась Рита. – Ну а что! Любовь – это прекрасно. Это замечательно!..
Марыся дёрнула подругу за плечо.
- Что ты задумала, Марго?..
- Помнишь, о чём я тебе сейчас говорила?.. Так вот… Будем рушить все домыслы. Любит она его… Как же… А он будет меня любить.
- Рита!
- Он её ни-ког-да не полюбит!!!
- Рита!!!
Колокольчик схватила Марысю за руку.
- Спорим? Спорим! Всё, забито, - она хлопнула подругу по ладони.
Марыся с отвращением вырвалась.
- Ты что, хочешь…
- Да!
- Но заче-е-ем тебе это?!
- Пф! – встряхнула волосами Рита. – А не зачем. Я просто так захотела. Мне скучно. Да, кстати, - Рита уже намеревалась уйти, но остановилась, - запомни: ты ничего не слышала и не знаешь.
- Но Рит…
- Я ведь тебе дороже этих?..
- Я тебя пять лет знаю, - глухо отозвалась Марыся. – Конечно да.
***
Едва Ирина вышла на улицу, как её перехватил Ветер.
- Феньчик, будь другом, сходи в город, глянь там Шурку с Лесьяром. Совсем пропали. Шамана мне позови, пожалуйста… И если Аську увидишь – тоже зови. К этим двоим у меня дело есть… А с Лесьяром там посмотри, как что. Может, помочь чем надо…
- Хорошо, - согласилась Фенечка.
- Ты ж моя умница! – просиял Костя, погладив девушку по макушке через кепку. – Я тут буду, если что. Я ж тут в сторожах теперь…
Ира вопросительно взглянула на Костю, а он усмехнулся и продолжил:
- Лучше бы я аскать пошёл, честно. Тут скучно.
- Ну так чего не пошёл? – удивилась Фенечка.
- А того!.. Знаю я вас, - шутливо погрозил пальцем юноша. – Снова кто-нибудь хрень какую-нибудь замутит, а отвечать потом, как всегда, мне. Нет уж. Лучше сам прослежу, чтобы ничего такого… Ладно, иди.
И Фенечка пошла в город.
***
Парней она нашла около здания Морпорта. Лесьяр скучал на лавочке с мольбертом, а Сашка чуть поодаль наигрывал весёлую мелодию на своей гитаре в паре с незнакомой Фенечке флейтисткой.
Девушка подошла к Лесьяру.
- Привет! Что, не работается сегодня?
- Отчего же… Всё нормально, - добродушно откликнулся парень.
- Ветер попросил меня Сашку к нему позвать… Что за девочка там с ним, кстати?
- Не знаю. Она здесь ещё до нас стояла…
- Понятно! – засмеялась Фенечка. – Как всегда нашёл общий язык с конкуренткой. Вот ведь каков, а? Нет, Шурка положительно меня радует… Слушай, а Аську ты не видел?
Лесьяр кивнул:
- Была с утра. Но она уже ушла, с концами.
- Куда – неизвестно?
- Нет.
- Ладно, - вздохнула девушка. – Костя её тоже хотел бы видеть. Ну… Она же рано или поздно придёт… Не хочу по всему городу бегать и её искать.
И, повернувшись в сторону Шамана, Фенечка по-особому взмахнула руками: «сворачивайся!».
Парень с явной неохотой прервал игру, спрятал гитару в чехол, перекинулся парой фраз с флейтисткой, отсчитывая половину монет из стоящей на земле кепки, и подошёл, наконец, к Лесьяру и Ирине.
- Тебя Ветер зовёт, - сообщила Фенечка.
- Угу, - понимающе закивал Сашка. – Я даже знаю, зачем. Аську он, случаем, не ищет?
- Ищет.
- Ладно, я пойду тогда, - улыбнулся парень. – Аська я знаю где, я сам её позову.
Шаман поудобнее пристроил за спиной гитару, щёлкнул пальцем по Лесьярову мольберту:
- Удачи, художник! – и направился в сторону Тонкого мыса, к их временному пристанищу.
Фенечка проводила его взглядом и тихо вздохнула.
- А я вот ни играть, ни на чём не умею, ни рисовать, - пояснила она. – Мне кажется, что это всё ужасно сложно.
- Нет, это довольно легко, - мягко возразил ей Лесьяр.
- Для кого-то – да, легко. Но знаешь… Я пробовала, и у меня ничего не получилось.
- Может, стоило бы попробовать ещё?
- Это бессмысленно, - мотнула головой Ира. – Я ведь пробовала не по одному разу. Это просто не моё.
Девушка села на скамейку рядом с Лесьяром.
- Может, тебе помочь чем-то? Правда, я не знаю, что я смогла бы сделать…
- Нет, спасибо, ничего не надо, - отозвался парень.
- А можно я тогда просто рядом посижу? Я мешать не буду. Устала очень…
- Пожалуйста!
- Благодарю, - улыбнулась Фенечка.
Несколько минут они сидели молча, а потом девушка снова заговорила:
- А очень сложно так рисовать? – и указала на несколько портретов, стоящих на земле рядом с Лесьяром для наглядности и завлечения клиентов.
- Как – так? – уточнил юноша. – Ты имеешь в виду портреты или стиль?
- Я имею в виду – так красиво… - смущённо проговорила Фенечка. – Ну и портреты, да. Вот лично тебе – сложно?
Лесьяр застенчиво улыбнулся.
- Спасибо… Нет, это очень легко. Я люблю рисовать. Можно сказать, что я отдыхаю душой, когда рисую. Мне это приносит огромную радость. Мне сложнее не рисовать.
- Правда?.. Лесьяр… Слушай… - девушка набралась смелости и всё-таки задала вопрос, которого боялась уже долгое время, - А ты не мог бы нарисовать меня?
Выпалила – и умолкла, будто боясь ответа.
- Почему нет? – с готовностью отозвался Лесьяр. – Только я попросил бы тебя сесть по-другому. Сейчас ты боком ко мне сидишь. Конечно, портрет в профиль – это тоже ничего, да и мне пол-лица в два раза легче рисовать…
Фенечка просияла и повернулась к Лесьяру.
***
…Нет, всё-таки это было волшебством – уметь запечатлеть неуловимые мгновения жизни с помощью краски и кисти. Это легко сделать фотоаппаратом или видеокамерой, но чтобы своими руками…
Фенечка со своей точки зрения человека, далёкого от творчества, всегда испытывала какое-то непонятное волнение, когда наблюдала за работой музыкантов, художников, актёров… Люди искусства внушали ей трепет и безграничное уважение тем, что умели ловко обращаться с такой сложной штукой, как чувства.
Ведь именно на чувственной стороне человеческого восприятия рождаются прекрасные стихи, мелодии, от прослушивания которых неумолимо тянуло плакать или, напротив, веселиться, сюжеты гениальных полотен…
Нужно было обладать очень тонкой душевной организацией, чтобы уловить это.
Человек, добившийся хоть каких-нибудь успехов в любом виде искусства, представлялся Фенечке неким таинственным существом из параллельного мира, загадочным и преисполненным высшей силы.
Вот и сейчас она смотрела на Лесьяра, затаив дыхание. Он творил волшебство, и девушка могла с полным правом считать и себя причастной к этому – ведь по ту строну бумажного листа писался её портрет.
Парень не намечал карандашом ни контуров, ни границ рисунка – сразу начал работать в цвете.
Вода в стаканчике, где он споласкивал кисточку, окрасилась сначала в белый, потом в голубой оттенок, а после сразу потемнела. На листе появилось небо, переплетение узловатых сосновых веток, и на этом фоне стало вырисовываться нежное девичье лицо.
Лесьяр впал в какое-то трансообразное состояние.
Он сидел за мольбертом совершенно неподвижно, только правая рука, уверенно державшая тонкую кисть, парила над бумагой, словно бабочка над цветком. Расфокусированный взгляд скользил над верхней планкой мольберта и устремлялся куда-то вдаль, и лишь иногда парень пристальней вглядывался в свой рисунок или в лицо Фенечки. На его же собственном лице застыло выражение полнейшей отрешённости от происходящего.
Фенечка видела всё это и невольно думала о том, что неизвестно, услышал бы Лесьяр, если бы его позвали, или нет. Казалось, будто его тут и не было, будто его душа улетела куда-то далеко отсюда, быть может, в тот самый параллельный мир тонких ощущений и полумистической чувственности…
Вдруг Лесьяр встрепенулся и посмотрел Ире прямо в глаза.
- Что-то ты погрустнела.
От неожиданности девушка не нашлась, что ответить.
- Всё, - тем временем подытожил Лесьяр и начал откреплять листок от мольберта, на котором тот держался с помощью кнопок.
- Так быстро? – удивилась Ирина.
- Да. Это был порыв вдохновения.
Парень снова воткнул кнопки в мягкую древесину мольберта – чтобы не потерялись! – и протянул рисунок Фенечке.
Та приняла бумажный лист осторожно, словно он был таким старым и хрупким, что мог рассыпаться в руках.
Взглянула на портрет не сразу.
Зато когда посмотрела – не смогла сдержать восторженного возгласа.
- Вот это да-а-а! Это… это невероятно!
Картина и впрямь получилась очень выразительной и совершенно живой. Не верилось, что сотворение её не заняло и пятнадцати минут.
- Спасибо! – от души поблагодарила Лесьяра девушка. – Большое спасибо! Огромное!..
Художник последний раз омыл кисточку и вылил грязную воду из стаканчика на траву.
- Не стоит благодарностей. Мне действительно нравится рисовать… особенно красивых людей. Это я должен сказать спасибо за то, что ты была моей натурщицей.
Фенечка восхищённо рассматривала портрет и пропустила комплимент мимо ушей. Когда же она вновь подняла взгляд на Лесьяра, тот уже спрятал все художественные принадлежности в сумку и возился с мольбертом – там что-то заклинило и он не желал складываться.
- Всё, ты больше рисовать не будешь? – спросила Фенечка.
- Сегодня – нет.
Интересно, Лесьяр специально оконкретизированно ответил на её вопрос, как суеверно парашютисты называют последний за день прыжок «крайним»?..
- А ты куда сейчас? – поинтересовалась девушка.
- Мне хотелось бы сходить на старый пляж.
«Старым» хиппи окрестили полузаброшенный пляж, располагающийся недалеко от створного маяка и некогда принадлежащий какому-то закрытому уже санаторию.
Это было пустынное и довольно мрачное место. Берег там покрывали серые камни и слоистые ракушки – нигде на побережье ребята таких ракушек больше не встречали. Волнорезы на территории пляжа были сильно разрушены, то тут, то там из бетонированных конструкций торчала ржавая арматура изъеденных морской водой креплений. Ни туристов, ни местных жителей пляж не привлекал и прекрасно подходил для тех, кто искал уединения. Покой человека, пришедшего туда, не потревожило бы ничто. Тишина, бесконечное море… и небо. Больше там не было ничего. Минимализм во всей его полноте.
- Я тоже хотела туда сходить, - отозвалась Фенечка. – Там хорошо думается, тихо так… Давай вместе пойдём?
Лесьяр согласился, и когда мольберт, наконец, сдался и сложился в компактный и лёгкий ящичек, ребята отправились на противоположный конец города – туда, где стоял старый белый с красной полосой маяк и море тихо плескало водой на окаменевший ракушечный берег.
Июнь 2010
Ты замечательно описываешь берег и море, кажется, будто сама там побывала и камешки потрогала. И даже босиком прошлась по воде)))
А Фенечка немного на меня похожа, отношением к людям творческим и "неумениями" тоже, а ещё на одного моего персонаже, тем, что светлая очень.
А вот таких, как Рита, которые ищут парней, потому что скучно, я не люблю и не уважаю. Хотя знаю таких предостаточно.
всё, с этой главы, Хель, я тебя считаю авторитетным знакомым писателем. потому что это не почеркушки и не фики. это очень-приочень понастоящему.
Интересно только, что дальше
Мр-р-рь!
Оранжевы Йослик, Ира вообще прелесть ))
А море я просто сильно люблю, наверное, вот и хочется всё передать идеально...
Умка К, ну, отношением к творческим людям мы с тобой тоже похожи тогда
Я музыкантов к волшебникам приравниваю. Сама-то не разбираюсь в музыкотворении вообще никак...
...а ещё на одного моего персонаже, тем, что светлая очень.
А на кого? ))
лет ит, о, я буду гордиться! =)
Помню-помню про твои выискивания всяческой кривизны в чужих текстах... Неужели они закончились?
А дальше будет дальше. Пару-тройку глав я ещё не переписывала в комп, остальные не писала вообще, но всё более-менее быстро появляться будет.
Relita, ну, я старалась, короче ))
Рада, если действительно получилось.
Понятенько.
А вот добиваться чьей-то любви на спор - это просто ужасно! >< Вот честное слово, по башке надавала б этой дамочке!
А чем Лесьяр пишет? Маслом? Акварелью?
Знаешь, я писала всё это в одном порыве света и любви. Пусть там и не всё хорошо... Но - ух! - ка-а-ак это всё писалось! Несколько дней по семь часов с карандашом над тетрадками. До сих пор испытываю необыкновенный кайф, когда вспоминаю =)
А Рита... он это... она не совсем любви добивается. Не платонической во всяком случае, это точно, особенно если учесть, что именно она рассказывала Марысе *может, потом я об этой сплетне расскажу подробнее. не знаю пока*. Я в какой-то давней зарисовке мельком упоминала, что она в любовь не верит - так это правда. она действительно дамочка своеобразная, и стиль поведения у неё в этом плане совсем не женский.
А Лесьяр пользуется любыми красками/карандашами/мелками и прочим, что под руку попадёт, но обычно это акварель, и в этом случае тоже. У него в основном краски под настроение. Когда радостно и хорошо - акварель берёт, а масло или, там, уголь - когда что-то совсем уж плохое случается. Ну или если ничего другого нет под рукой ))
Уупс. Если это акварель, то там не должно быть белого в стаканчике.) Белым цветом выступает бумага. Это я так, для коррекции под достоверность, ага.)
А вообще, это, наверное, заворажавающее зрелище - смотреть, как он рисует.
Белый цвет там был, это я точно помню. А вот Почему он там был - это к Лесьяру
Моя версия - он хотел дополнительно выбелить Иркино лицо. Потому что цвета той бумаги, что у него была, не хватило бы. Она не самого хорошего качества.
Кстати, не знаю, как он умудряется так рисовать! Он же действительно отключается и чуть ли не в точку смотрит. Вообще у него потрясающее боковое зрение, конечно... Но всё равно.
Хм, интересно, конечно. Мастеру видней.))) Он же и вправду рисовал, наверное, на самых что ни на есть подручных материалах, оттого и приходилось изощряться.) Он, кстати, как, сам учился или занимался с кем-то?
Эгле, королева ужей, у тебя уже есть любимый писатель, Чехов же
Спасибо большое!
Ушла читать умыл.